www.open-tager.ru

– Анархисты-максималисты не признают денежных знаков. – И, подумав, добавил: – Обмен – это можно.
– Какой обмен?
– Ключ я дам, а вы взамен дадите мне подряд на оборудование клуба.
– Что за подряд? – удивился Миша.
– Клуб вы устраиваете? Украсить его надо? Вот я его и оформлю.
– Но ведь мы делаем его бесплатно.
– Плохо, – поник головой художник. – Труд должен вознаграждаться.
– Ведь анархисты не признают денег, – опять съехидничал Миша.
– Я не говорю – оплачиваться, а говорю – вознаграждаться, – пояснил анархист.
– Ребята вам за это картошку прополют, Кондратий Степанович, – сказал практичный Жердяй.
– Эксплуатация, – задумчиво пожевал губами художник.
– Какая же это эксплуатация! – возразил Миша. – Вы вложили в лодку свой труд, а мы вам поможем своим трудом.
– Разве что так, – размышлял вслух Кондратий Степанович. – А когда прополете?
– Как только вернемся, – ответил Миша, – дня через два.
– Ладно уж, – согласился наконец художник, – и насчет клуба подумайте. Я его так оформлю, что и в Москве такого не найдется.
.
.
.
Кондратий Степанович обвел вокруг себя рукой:
– Красить надо. Вкруговую.
Миша вспомнил нелепо раскрашенную избу художника. Опасение, что он испортит клуб, на мгновение закралось в Мишино сердце. Но выражать недоверие человеку, который сам, добровольно предлагает свои услуги, было неудобно. И вообще надо привлекать местное население к устройству клуба. Все же Миша спросил:
– А хорошо будет?
– В отличном виде, – пробормотал художник, обводя стены сарая мутным взглядом, – по самому последнему слову… Большой театр делали…
– Денег у нас нет, придется бесплатно, – предупредил Миша.
– Бесплатно так бесплатно, – вздохнул художник.
– Красок тоже мало.
Кондратий Степанович опять вздохнул:
– Пожертвуем свои. Немного осталось.
.
.
.
Подходя на следующий день к клубу, ребята еще издали увидели около него большую толпу народа.
Что такое? Ребята ускорили шаг. Но по улыбающимся лицам крестьян, по их смеху и шуткам Миша понял, что в клубе произошло скорее нечто смешное, чем трагическое. И когда он сам вошел в клуб, то не знал, плакать ему или смеяться.
Клуб был размалеван самым диким и невообразимым образом: изогнутые линии, круги, полосы, треугольники, просто кляксы, то бесформенные, то напоминающие морды диких зверей. Скамейки – полосатые, как зебры. Занавес – похожий на фартук маляра. Балки, поддерживающие крышу, – одна черная, другая красная, третья желтая. Под каждой балкой – по лозунгу: «Анархия – мать порядка», «Да здравствует чистое искусство!», «Долой десять министров-капиталистов!»

Миша ужаснулся.
Кондратий Степанович с гордым и независимым видом расхаживал по клубу. Так же гордо и независимо держались Бяшка с Севой. Они совершенно серьезно объявили Мише, что это последнее слово в живописи. Так теперь рисуют во всех странах. Так рисовал и Маяковский, пока был художником. Но теперь он так не рисует, потому что стал поэтом.